Борис Липин

 

Великая страна

 

 

 

 

Играю в воскресенье в шахматы блиц на вылет в Сосновке. Нас трое. Кто проиграет, недолго ждет. Десять минут. 

Здесь не принято спрашивать, чем зарабатывают игроки на хлеб насущный. Игроки тоже молчат. Многие ходят сюда по много лет. Лица примелькались. Стараюсь угадать, кто они.

У некоторых лица простые. Они приходят на площадку с пивом, или вином. Но играют неплохо. Это рабочие, которые в детстве занимались шахматами.

Случайно один проговорился, что он профессиональный фотограф, имеющий мастерскую. Много лет работал в художественном комбинате. А у меня папа был фотографом. Появилась тема для бесед. Мы почти подружились. В молодости он, как и я, занимался боксом, и мы теперь звоним друг другу, когда по телевизору мордобой. Но он попросил, чтобы я никому не проговорился про его работу. Почему?

От него я узнал, почему Владимир Куц так мало выступал в большом спорте, и недолго прожил. Они вместе служили в армии. Были на спортивных сборах. Он сказал, что допингового контроля тогда не было, и Куц так наедался таблеток, что заканчивал бег с пеной на губах. Меня всегда удивляло, что олимпийский рекорд Куца в Мельбурне на дистанции пять километров очень долго держался. Тринадцать минут тридцать пять секунд. В молодости думал, что Куца вело к победе сознание, что он представитель великой страны. Оказывается, истина проще. 

Он же сказал мне про сильного игрока, который появляется на площадке с большими перерывами, что это сотрудник КГБ, работающий под прикрытием. Официально он директор гостиницы. Перерывы – командировки за рубеж.

Есть несколько личностей, которые сами норовят рассказать про себя. Как правило, все врут.

Часто появляется спившийся мастер спорта по боксу. Фотограф сказал, что боксер долго работал продавцом в пивном ларьке. Боксер неплохо играет в шахматы, но почти всегда пьяный. Он выступал на ринге в полутяжелом весе лет тридцать назад. Занимался, как и я, в «Трудовых резервах». От него я узнал, что чемпиона Европы Ваню Соболева, который восхищал зрителей своей техникой (его называли фехтовальщиком), зарезали. Помню, сколько разговоров было про трагическую гибель Валерия Попенченко. Он стал олимпийским чемпионом в Токио, и получил кубок Баркера за лучшую технику. Потом стал заведующим кафедрой в МВТУ имени Баумана. Газеты писали, что он думающий боксер. Имеет первый разряд по шахматам. Где-то у меня лежит книга самого Попенченко, из которой можно понять, что он ЧЕЛОВЕК БОЛЬШОЙ ДУШИ. Лет через десять после того, как он стал олимпийским чемпионом, в газетах написали, что он упал в лестничный пролет. Перила были не закреплены. Давно это было. Когда я узнал, очень жалел гордость советского бокса. Я тогда жил в центре города в коммуналке. Сосед по лестничной площадке сразу сказал: «Мафия». Я не стал спорить, но был убежден, что несчастный случай. Не может гордость советского бокса, шахматист и заведующий кафедрой быть связан с мафией. А сейчас спившийся Женя сказал, что Попенченко «стал качать права» (выражение Жени), и его сбросили с лестницы. А нокаутера Олега Коротаева, застрелили в лифте в Нью-Йорке. Я любил смотреть Коротаева на ринге. Он выступал в начале семидесятых годов. Каганский тогда сказал, что Коротаев похож на гориллу. Несколько раз я видел его бои в зале. В начале семидесятых в Ленинграде проходили международные турниры, и я ходил их смотреть. Коротаев, согнувшись, шел на соперника и методично наносил очень сильные боковые удары, пока тот не оказывался в углу. Там убежать было некуда, и удары прорывались через защиту. Результат, как правило, был один. Соперник падал на пол. Коротаев вышел в финал чемпионата мира. Его бой с Мате Парловым я смотрел по телевизору. Была трансляция из Югославии. Показывали сверху. Они снизу кружились, и Коротаев бомбил Парлова боковыми, после одного из которых, Парлов оказался в нокдауне. Но Коротаеву не повезло. Парлов рассек ему бровь, и Коротаеву засчитали поражение. Кажется, это было не первое рассечение у Коротаева. Не везло ему с бровями.

Трудно понять, кто есть кто, на этой площадке. Помню, мы заговорили о Корчном, и старичок по фамилии Каплан, который до этого в разговоре не участвовал, с надрывом в голосе сказал: «В сорок девятом году я выиграл у него на первенстве Ленинграда замечательную партию». И снова замолчал. Наверное, жизнь этого старичка – сюжет для романа. А вскоре он умер. Пропал сюжет.

Я играю неплохо. Поэтому, когда подхожу к игрокам и спрашиваю разрешения сыграть, мне не отказывают. Иногда даже приглашают. Хотя, в Сосновке за одной доской играют не больше трех игроков. Чтобы не ждать долго своей очереди.

Но сейчас к нам хочет присоединиться четвертый. Появился хорошо одетый юноша с туповатым выражением лица. Не дебил, но видно, что делать ничего не может. Почему он тогда хорошо одет? Вокруг Сосновки живет много состоятельных людей. Наверное, чей-то сын.

Он ходит кругами вокруг нас, и периодически радостно взвизгивает, что хочет сыграть с Петром Иванычем. Почти, как дрессированная собачка, когда просит сахар. Петр Иваныч – один из нашей троицы. Мне взвизгивание дебила неприятно. Нельзя так унижаться. Надо спросить один раз. Откажут – отойти. И тебя будут уважать. А так, этот визг режет уши. Будь я хозяин, давно усадил бы его за доску, чтобы он замолчал. Но я не хозяин, и молчу. Хозяин молчит, как будто юноши нет. Хозяин колоритная личность. Говорит редко, но веско. Хоть нам надо быстро думать и нажимать на кнопку часов, мы еще обсуждаем, что происходит в стране. Обсуждаем с Петром Иванычем воровство наверху. Коррупцию, как говорят по телевизору. Мне интересно, что он думает. Таких, как Петр Иваныч много, и интересно, что у них в мозгах. Хозяин слушает нас с таким выражением на лице, что ясно – он знает ответ.

- А, как вы думаете, - спрашивает он меня, - если воровать не будут, что-нибудь изменится?

- Думаю, да, - осторожно отвечаю.

- Ничего не изменится, - убежденно говорит он, и снова смотрит на доску.

Есть такой тип людей. Они недалеки умом, но высказывают свое мнение, как истину. Спорить с ними бесполезно и бессмысленно. Спорить, вообще, бессмысленно.

Взвизгивающий, тоже участвует в дискуссии. Просительно заглядывая нам в глаза, убежденно говорит:

- О чем тут спорить? Россия великая страна.

Зачем он это сказал? Мы эту тему не затрагивали. Воровать могут везде. В великой стране тоже.  

В этот момент у меня упал флаг. Проиграл. Наверное, этот русофил «съел» у меня своей болтовней полминуты. Когда вылезаю из-за стола, он быстро залезает на мое место, и радостно говорит:

- С Петром Иванычем

Договорить не успевает. Хозяин брезгливо берет его за шиворот, и тянет вверх. Он безропотно поднимается. На лице покорное выражение. Котята и щенки, когда их поднимают за шиворот, крутятся и хотят схватить хозяина за руку. А у него так обвисли руки, и опущена голова, что смотреть неприятно.

- Пошел вон! – коротко говорит хозяин.

Он выходит из-за лавки, и отходит от нас. Стоит в углу павильона. Видно, что обиделся, но немного. Может, привык к такому обращению?

Меня не оставляет впечатление, что где-то я уже видел такие обвисшие руки и опущенную голову. Где? Вспомнил. Был художественный фильм по рассказам Зощенко. Одну из ролей играл Олег Даль. Его там брали за шиворот и поднимали, и Даль висел в такой же позе. Но у Даля было отчаяние на лице. А у этого русофила даже выражение лица не изменилось.

Мне вспомнился рассказ приятеля, как из СССР высылали поэта Льва Друскина. Он был инвалид. К трапу самолета жена подкатила его в инвалидной коляске. Она ждала, что кто-нибудь из персонала аэропорта поможет поднять мужа на борт. Но советские люди были предупреждены, что в коляске сидит диссидент, и помогать никто не собирался. Время шло. Еще немного, и трап откатят от борта. И тогда пассажиры иностранцы, которые поняли в чем дело, вышли из самолета и занесли в него коляску с Друскиным. А там они сказали ему: «Вы увидите за границей много, чего не видали в СССР. Но того, что произошло с вами сейчас, больше никогда не будет». Было ли так, не знаю. Но рассказ запомнил.

Были случаи, когда я подходил к иностранцам, играющим в шахматы. Спрашивал разрешения сыграть. Всегда у них появлялась улыбка на лице, и готовность уступить место. Говорилось что-то дружелюбное. Весело комментировался каждый мой ход. Играть было приятно.

Я еще раз посмотрел на русофила в углу. Никакого выражения на лице. Кажется, он сосал леденец.

Кто потянул меня за язык, но я подошел к нему. Рассказал про Друскина. Про иностранцев, которые уступали мне место за шахматной доской. Дальше меня понесло:

- Вы сказали, мы великая страна. Но в чем наше величие? Вас сейчас вышвырнули из-за стола, когда вы долго просили, чтобы вас пустили сыграть. Я много видел играющих в шахматы иностранцев. Тоже просился сыграть. Меня пускали. Но такого, как сейчас, я не видел нигде. В этом мы великая страна? В этом наше величие?  

На лице у него не было никакого выражения. Кажется, не понял, что я сказал. Продолжал сосать леденец.

                                     Январь 2005.